Музыка для него — не ремесло, а способ разговора с миром и самим собой. В новой беседе Анатолий Мошкович делится тем, как рождаются его песни — от первой ноты до последнего слова, рассказывает о страхе искусственности, о том, почему некоторые композиции остаются лишь стихами и почему ошибки для него — не повод сожалеть, а источник роста.

Когда вы садитесь за инструмент, будь то гитара или фортепиано, у вас возникает ощущение диалога — с собой, с людьми, с Богом?
Конечно. Для меня музыка — это способ общения и с внешним миром, и с внутренним. Она рождается на эмоциональном уровне. Тексты часто приходят позже — как попытка оцифровать пережитое. Сначала звучит музыка как ответ на жизненную ситуацию, а уже потом я облекаю это в слова.
Бывает, что музыка и текст приходят одновременно, словно готовая песня. Иногда наоборот: сначала появляется текст, а музыка рождается позже. А иногда текст остаётся стихотворением. В альбоме «Окно в Небо» есть 13-й трек «Мало времени». Сначала это была песня, но потом я специально написал музыкальную тему и записал её с симфоническим оркестром. На эту музыку сверху прочитан текст. В итоге композиция осталась именно в таком виде — как стихотворение на фоне музыки.

То есть для вас важен баланс между музыкой и словами?
Да. В песенном жанре это принципиально: музыка и текст не должны тянуть одеяло каждый на себя. В каждой песне своя пропорция, и задача автора — её нащупать. Поэтому процесс напоминает написание картины: художники могли возвращаться к уже выставленным работам и добавлять пару мазков. У меня так же — например, с песней «Спасибо».

А случалось ли, что начинаете песню, а закончить её не можете?
Всё зависит от внутреннего состояния. Если выпадаешь из него, поток обрывается — и песня останавливается.

Чего вы больше всего опасаетесь в творчестве? Тишины, равнодушия слушателя? Или повторения самого себя?
 Боюсь не этого. Самое страшное для меня — искусственность. Есть тонкая грань между тем, что идёт от сердца, и тем, что подбрасывает ум. Ум всегда спешит закончить песню, но если работаешь только им — получается подделка. Поэтому важно быть честным с собой, уметь остановиться, отложить песню и дождаться момента, когда снова войдёшь в нужное состояние. Иногда на это уходят недели, месяцы или даже годы. Но когда возвращаюсь к таким песням, всегда делаю это с удовольствием

То есть у вас есть песни, которые писались годами?
Конечно. «Ладошки» я начал в 2012 году, а текст пришёл только в 2018-м. До этого было несколько вариантов, но я их выбросил. «Пока живой» тоже рождалась полтора года: каждое слово приходило отдельно, и долго было непонятно, как собрать их в песню. Это процесс сакральный, глубоко внутренний. Поэтому писать музыку «на заказ» для меня почти невозможно. Только если тема вызывает во мне сильный отклик.

Видите ли вы свою музыку в кино?

Целенаправленно музыку для фильмов я не писал. Но у меня есть много готовых композиций, которые, как мне кажется, органично зазвучали бы в кино или театре. Эта музыка «ждёт своего часа», и я допускаю, что однажды она найдёт экран.

Ошибки часто формируют нас сильнее, чем успехи. Какая ошибка в вашей жизни оказалась самой полезной?
 Я считаю, что бесполезных ошибок не бывает. Всё, что со мной происходило, в итоге оборачивалось во благо. Часто то, что я считал промахом, оказывалось защитой свыше. Например, в начале 90-х мне предложили стать заместителем директора MTV. Тогда я отказался, а позже много раз жалел: меня не брали с песнями, везде отказы. Думал: «Зачем я тогда сказал “нет”?». Но годы спустя понял — это был бы для меня погибельный путь.

То же самое и с музыкой. Песни долго не звучали по радио, и я благодарен судьбе, что музыка не стала моей «кормящей профессией». У меня появились другие источники дохода, своя «подушка безопасности». Благодаря этому я мог заниматься творчеством свободно, а не шоу-бизнесом.

Поэтому я отношусь ко всему с благодарностью. Есть даже молитва: «Спасибо тебе, Господи, за всё, что у меня есть, и трижды спасибо — за то, чего у меня нет». Главное условие на этом пути — не предавать себя. Тогда легко отказываться даже от самых “заманчивых” предложений.

 То есть вы рады всем своим ошибкам?
— Да. Каждая из них чему-то учила и помогала меняться. А способность меняться — это ключевая вещь. Человек, который перестал меняться, уже остановился. Как дерево: перестало расти — начинает сохнуть

В одном из интервью вы говорили, что песня для вас — как исповедь. Есть ли среди них такие, которые вы принципиально не исполняете?
 Мы все разные, но в основе очень похожи. Большинство моих песен — это истории обо мне. Я никого не осуждаю, не читаю нотаций. Просто честно фиксирую свои переживания. Многие сначала воспринимали это как менторство: «Что ты там вещаешь со сцены?». Но это не проповедь, а скорее дневник. Я делюсь личными зарубками.

— Поэтому бояться «слишком личного» смысла нет. Наоборот, именно искреннее и задевает слушателя. Но есть песни, которые я сознательно не пою на публике. Например, «Пуля-дура», автором текста является Владислав Шилобод, написанная в начале 90-х как фантазия. Когда началась Первая чеченская война, я перестал её исполнять. Нельзя выходить к людям с песней о погибшем сыне, когда эта боль — живая. Это удар ниже пояса.

— Есть и «По дороге за хлебом» автор текста тоже Владислав Шилобод. Её многие считали хитовой. Но я считаю,. для первой встречи с моей музыкой есть десятки других песен. А такие тяжёлые вещи я могу обсуждать только со своей аудиторией, которая уже готова меня слышать глубже.

А как бы вы хотели, чтобы ваши песни звучали через 50 лет?
Я не загадываю. Уверен, что они будут восприниматься так же, как сегодня. Человеческая природа не меняется. Поэтому и Окуджава, и Высоцкий, и Цой звучат современно и будут звучать всегда. Через 150 лет, может быть, язык изменится, и что-то станет непонятно. Но чувства останутся теми же.

С кем бы вы хотели спеть дуэтом — из любых времён, живых или ушедших?
У меня нет кумиров, но как автору было бы интересно услышать, как мои песни исполнил бы, например, Владимир Пресняков. Я представляю его голос в некоторых композициях — и знаю, что получилось бы сильно. Ещё, может быть, Бочелли или кто-то из классических рок-голосов — Харрисон, Джефф Линн.

И напоследок: если представить, что вы сами слушаете свою музыку как сторонний слушатель, чего бы вам хотелось от неё услышать?

Собственно, это одна из причин, почему я пишу музыку. Когда мне было 13 лет, я сочинил первую пьесу для фортепиано, потому что не нашёл ничего созвучного тому, что переживал. Пришлось написать самому. И до сих пор большинство моих песен — это, по сути, восполненные пробелы в моём личном плейлисте: то, чего 1мне не хватает, я и создаю.